кхе-кхе
Зарегистрированный
На форумах с февраля 2004
Местонахождение:
Сообщений: 4 |
название не придумывается...
Он почувствовал боль. Мир был болью, был переполнен ею. Он попытался вернуться назад в тихое и уютное забытье, но боль не пускала его. Сознание постепенно возвращалось, теперь он даже мог определить источник боли – она волнами расходилась от его ног. Что со мной? Что произошло? Он резко открыл глаза. Мир был белым. Глаза нещадно болели и слезились. Господи, что со мной? Сквозь белый туман постепенно проступали очертания небольшой чистой комнаты. Госпиталь! Я ранен! Что с моими ногами?! Дверь отворилась и в комнату вошла медсестра – чуть полная, румяная, вся пышущая здоровьем девушка. «Что со мной?!» - выдавил он. Голос получился чужой: сухой, хриплый и какой-то надтреснутый. Девушка улыбнулась ему доброй и чуть печальной улыбкой: «Все хорошо. Доктор Савицкий сказал, теперь у вас все будет хорошо. Вам повезло, что вас привезли в его дежурство. Он прекрасный врач, не то что этот грубиян…ах, опять я болтаю. Вам надо отдохнуть». Она подошла кровати и сделала укол. Сразу же навалился сон. Он еще видел как уходя медсестра обернулась и еще раз улыбнулась ему, после чего закрыл глаза и провалился в забытье отдалено напоминающее сон. Сквозь туман голове звучала фраза: «Все будет хорошо».
Сон проходил медленно и не охотно. Он попытался сосредоточиться и вспомнить что произошло, но это оказалось решительно невозможно. Мысли путались и были невероятно медлительны. Все тело болело и было словно налито свинцом. От ног исходила тупая, пульсирующая боль. Он оперся на руки и попытался приподняться чтобы взглянуть на них. Все тело отозвалось на его усилия болью. Руки слушалось плохо и были словно чужими. Слабость, зародившись где то в районе плечей, потоком хлынула во все стороны. В голове зашумело, комната подернулась рябью и поплыла перед глазами. Воздуха не хватало. Казалось, если он не сосредоточится на том, что необходимо дышать, то задохнется. Совершено обессиленный он откинулся на подушку. Гнев и паника одновременно охватили его. Он всегда был сильным. Он привык бороться и побеждать. Он любил в себе силу и физическую и духовную. Он мог бы перенести поражение, но неспособность бороться, немощность, не позволявшая ему сделать хоть что-нибудь, доводила его до отчаянья. В комнату заглянула медсестра. Ни слова не говоря она налила из графина стоявшего на столике в изголовье кровати стакан воды и поднесла к его губам, приподняв голову второй свободной рукой. Только сейчас он понял как хотел пить. Вода была прохладной и едва заметно сладковатой на вкус. Она освежала и предавала силы. Первый глоток принес такое облегчение, что казалось, что если он выпьет весь графин, то немедленно поправится. Сестра аккуратно опустила его голову обратно на подушку и произнесла: «Доктор сказал, что зайдет к вам как только Вы проснетесь. Я сейчас схожу за ним».
Доктор Савицкий оказался не старым еще мужчиной с аккуратной, недлинной бородкой в которой чуть-чуть пробивалась седина. Во всех его движения, в манере говорить, одеваться – во всем чувствовалась уверенность и спокойствие. Зайдя в палату он уселся на стул, пододвинув его к кровати, сложил руки в замок и произнес: «Я гляжу вам уже гораздо лучше. Вы не перестаете нас удивлять». Доктор пожевал губами и продолжил: «Вас привезли к нам три дня назад. С множественными осколочными ранениями и большой потерей крови. Пришлось сразу же оперировать. Ноги нам, к сожалению, спасти не удалось... Честно говоря, вас считали безнадежным. Мало кто может похвастаться таким отменным здоровьем».
«Не удалось спасти? Что Вы имеете ввиду? Как это не удалось?» - смысл услышанного постепенно доходил до сознания. Нет! Не может быть! Это не правда! Он врет, зачем он мне врет?! Слабость казавшаяся еще минуту назад непреодолимой прошла, кровь стучала в висках. Он рывком сел на кровати, взгляд скользнул по одеялу … чуть ниже колен оно лежало ровно, явно ни чего не прикрывая. Доктор схватил его за плечи пытаясь уложить обратно на постель. Он что-то говорил, но голос его, звучащий откуда то издалека, был непонятен и лишен всякого смыла. Бросив вопросительный взгляд на доктора, сестра выбежала из палаты и, вернувшись через минуту с успокоительным, сделала укол.
*****
Оленька взглянула на большие часы, весящие на стене, машинально отметив, что скоро уже восемь часов и ее, пожалуй, скоро отпустят домой. Ее смена уже давно закончилась, но она, как и многие другие, оставалась на работе - госпиталь был переполнен - предпринятое неделю назад наступление добавило уйму работы и без того не страдающему бездельем персоналу. Оленька, привыкшая к нянькам и гувернанткам, а не к тяжелой, изматывающей до полного истощения работе, приходя домой мечтала только об одном – лечь спать. Есть приходилось заставлять себя усилием воли. Она научилась делать это быстро, практически не жуя и не чувствуя вкуса проглатываемой пищи. В ней было трудно узнать ту девушку с безупречным воспитанием и манерами, какой она была еще пару месяцев назад.
При мысли об отдыхе ставшая уже привычной усталость немного отступила. Оленька подхватила поднос и направилась к выходу – нужно было отнести ужин артиллерийскому капитану, лежащему в 32 палате. Капитана находился в госпитале уже семь дней. Он потерял обе ноги и был угрюм и молчалив. Все четыре дня, что он находился в сознании Оленька, по тем или иным причинам заходя в его палату, пыталась заговорить с ним, но ей едва ли удалось добиться от него пары слов. Держа поднос двумя руками, она спиной открыла дверь в палату. Капитан лежал, откинувшись на подушки. Горло его было перерезано, и кровь, еще не успевшая свернуться, тяжелыми каплями падала на пол. Лицо его было спокойно и расслаблено, на губах застыла едав заметная улыбка. Оленька вскрикнула и выронила поднос, замерев в дверях. Горечь, страх и обида, накопившиеся за два последних сумасшедших месяца где-то внутри, выплеснулись наружу - Оленька разрыдалась, громко, в голос. Безысходность переполняла ее. Она снова чувствовала себя маленькой девочкой, мир, окружавший ее, был страшен и непонятен. Ее жертва, ее отказ от тихой, безмятежной жизни, которым она так гордилась, казался ей в эту минуту какой-то детской игрой, бессмысленной шалостью несмышленого ребенка. Чьи-то руки обняли ее за печи и вывели в коридор. Оленька обернулась – сзади стоял доктор Савицкий. Лицо его потемнело и казалось совершено неподвижным и неживым от усталости и недосыпания. Лишь глаза сохранили прежнюю живость и энергию.
Успокоив сестру, доктор заглянул в палату и подошел к кровати чтобы взглянуть на рану. «Чем это он так?» Он осмотрелся - руки капитана безвольно свисали с кровати, на полу в луже крови лежала бритва. «Интересно, откуда это у него? Надо было проверить личные вещи...» Доктор прислушался к своим ощущениям. Ничего. Не было даже сожаления о потраченном времени. Вспомнилась Оленька, ее плечи, вздрагивающие под его руками. «Пожалуй, перед тем как идти домой надо будет проведать ее, тяжело ей будет на такой работе, ну да сейчас выбирать не приходится… Интересно, как это получилось, что смерть больше не трогает меня, когда это произошло? Ведь раньше все было по другому…Должен же я хоть что то почувствовать!»
«Что то я совсем расклеился, надо будет сегодня получше выспаться…» Доктор резко развернулся и направился к выходу. Надо было прислать сестру прибраться в палате и позаботится, чтобы на освободившееся место перевели кого-нибудь с солнечной стороны – днем там было жарко как в парилке.
Адрес поста | Наябедничать | IP: Logged
|